И самый большой паук - это его собственное упорство, запутывающее все больше и больше своими нитями все пути к выходу. Просто двое молодых людей из разочарованного круга общества обмениваются уничтожающими замечаниями по адресу прошлого. Все труднее становилось скрывать от всех, что он больше не дружит с Дезертом. Девушка подняла розы к лицу, посмотрела на них и ответила спокойно: - Очень милый мальчик. По его предложению они постановили просто списать эти германские дела - чистого убытку на двести тридцать тысяч фунтов! Дело в том, что дни пруда миновали, и он до краев души был полон беспокойства и желания чего-то - не дерева, не ружья, - чего-то мягкого. Все они: возчики, зеваки, разносчики, и укладчики, и продавцы в крытых палатках - точно совершенно незнакомы с солнцем, с ветром, водой, воздухом, - типичные горожане! Правда, ее поход не увенчался успехом, но мистер Монт был очень добр, и Викторина повеселела. И, притаившись где-нибудь среди этих запахов, Джон читает письмо, переворачивая и теребя страницы в горе, в недоумении и горе, и сердце его разрывается. Да, именно: подумай, сколько людей умирают с голоду. Если бы завтра теория Фоггарта была разбита, Сомс, не доверявший никаким теориям и идеям и, как истый англичанин, склонявшийся к прагматизму, констатировал бы с облегчением, что Майкл благополучно отделался от громоздкой обузы. Майкл сразу догадался о причине: они сидели спиной друг к другу. Письма Джона она завернула в розовый шелк и хранила у сердца, а в наши дни, когда корсеты так низки, чувства презираются и грудь так не в моде, едва ли можно было бы найти более веское доказательство навязчивости ее идеи. Видите ли, в чем дело, мистер Монт: сейчас модно, чтобы. Он стоял, глядя на этот клубок из помятых оборок и волос, на эту прелестную юность, старающуюся процарапать себе путь сквозь стену печали. Но, конечно, он теперь счастлив, что бы там ни говорила Имоджин. Сомс со всеми своими форсайтскими тысячами ни разу не видел этого котла с поднятой крышкой и теперь, заглянув в него, едва мог поверить своим обожженным паром глазам. Флер проявила глубокую мудрость, отказавшись ему писать: в каждое новое место он приезжал без жара и надежды и мог сосредоточить все свое внимание на ослах, на перезвоне колоколов, на священниках, патио, нищих, детях, на горластых петухах, на сомбреро, живых изгородях из кактуса, на старых белых горных деревнях, на козах и оливках, на зеленеющих равнинах, певчих птицах в крошечных клетках, на продавцах воды, закатах, дынях, мулах, на больших церквах и картинах и курящихся желто-серых горах чарующего края. Он слышал восторженный возглас бабушки: "Ну, Вэл, ты прямо молодчина", видел, как Уормсон почтительно наливал шампанское в его бокал, и смутно уловил жалобное причитание деда: - Я не знаю, что из тебя только выйдет, если ты будешь так продолжать. Тимоти в своем "мавзолее", слишком старый для всего на свете, кроме младенческого сна. Если только в фоггартизме дано верное средство для борьбы с безработицей, как говорил Майкл, то и Флер готова была признать себя сторонницей Фоггарта: здравый смысл подсказывал ей, что безработица - это национальное бедствие - является единственной реальной опасностью, угрожающей будущности Кита. И чем больше он думал об этом платке, тем удивительней казалось ему его счастье. Джек Кардиган глядел во все глаза и дышал здоровьем. Заставлять ее открывать свое сердце и говорить перед всеми этими людьми о том, чего она, может быть, и сама не знает! Мы не королевская фамилия, но не согласны ли вы, что пора позаботиться о наследнике? Когда он соберется к врачу, вылечившему Пола Поста? Они делают вид, что охраняют общественную нравственность, а сами только развращают публику своими гнусными отчетами. Она выпрямилась, и ее лицо стало холодным и усталым. Мог бы остаться еще минутку - все равно никто не успеет подойти до исполнения песен Бэрдигэла. Он, казалось, смотрел в рот Джорджу Форсайту, сочувственно наблюдал жадный огонек в его глазах и любовно следил за передвижением тяжелого серебра, меченного клубными вензелями.